Взятки, боль и унижение: истории женщин, рожавших в России

В России все больше говорят о теме репродуктивного насилия: нарушениях и агрессии со стороны персонала роддомов по отношению к пациенткам. Несмотря на то что рождение нового гражданина позиционируется как главная цель и ценность российской женщины, в тот период, когда она беременеет, вынашивает и рожает ребенка, она рискует столкнуться с пренебрежением и даже жестокостью. Истории об этом редко выходят за стены роддома, но вместе с ограничением доступа к абортам, пропагандой деторождения и отсутствием сексуального просвещения все это грозит девушкам серьезными эмоциональными травмами. По просьбе «Ленты.ру» журналистка, гражданская активистка и блогерша София Шиманская поговорила с женщинами, которые подверглись психологическому и физическому насилию при родах, и узнала у ведущей групп поддержки матерей с послеродовой депрессией, как избежать таких последствий.

Мария, 25 лет, Петрозаводск

Мне был 21 год, первые роды, ребенок запланированный, беременность проходила хорошо. В нашем городе нет частных роддомов, но есть роддома с очень плохой репутацией, и можно организовать платные услуги или «особое отношение» за взятку. Мне нужен был конкретный врач, я хотела быть хоть немного знакома с ним — все же не каждый день рожаю, хотелось себя обезопасить. Была устная договоренность, что как только начнутся схватки, я еду в роддом, и врач меня там сопровождает все время — от начала и до конца.

Я дышала, как учили. Мне руками увеличивали открытие, вкололи окситоцин без разрешения. Больно было все равно, но я еще и чувствовала себя пьяной.

Мне не давали свободы движений: я могла только лежать на спине — вне зависимости от того, что я там чувствовала или хотела. А мне хотелось двигаться, встать.

На потугах я не справлялась: голова ребенка была слишком большой. Прежде чем сделать надрез, приходил мужчина и давил на живот. Я протестовала, говорила, что это запрещено, но он не обращал внимания. Врач сделала эпизиотомию, и ребенок родился.

Зашивали под местной анестезией, и тут все деньги врачу оправдались: на малейший писк подкалывали анестезию. Честно, мне очень неприятна эта взятка. В моем городе врачу — около 20 тысяч рублей, если договариваться с акушеркой — плюс 10 тысяч. Но роды — не та ситуация, чтобы разводить морали. Позже я узнала, что акушерки шили соседок наживую.

Роды закончились, врач ушла, а акушерки и медсестры на мне словно отыгрывались. Мне говорили, что я малолетка, что я много ною, что я недостаточно хорошо подмылась и что такую бомжиху они обрабатывать не будут, а муж от меня уйдет, потому что шов разойдется.

На осмотре говорили, что мне должно быть стыдно за кровь на пеленке подо мной. Отказывались менять белье. В обычном состоянии я бы справилась с этим всем, дала бы отпор, но на фоне огромной дозы и своих, и влитых в меня гормонов я рыдала и просила мужа забрать меня прямо сейчас. За слезы, естественно, прилетали комментарии, что я тупая истеричка. Четыре дня в роддоме были очень тяжелыми, и позже долгое время казалось, что я беспомощна и бесполезна.

На мой рассказ большинство, особенно бездетные, отвечает, что я слишком капризна. Мама, свекровь — в общем, все старшее поколение — говорит, что роды — это естественно, а я сама себя накрутила. От знакомых девушек, которые учились в меде, я услышала, что орать надо меньше, вас там, мол, таких много. Люди после обычной операции на аппендицит получают больше сочувствия, чем после родов. Почему женщина в беспомощном состоянии должна терпеть насилие и оскорбления?

Светлана, 30 лет, Москва

Я рожала в 2009 году. Было мне тогда 20 лет, роды первые — ни опыта, ни информации, ни подготовки. Заранее в больницу я решила не ехать — беременность проходила вполне стандартно, показаний не было. Ночью отошла пробка и пошли воды. Я решила ехать в роддом, когда начнутся схватки. Но мама запаниковала и вызвала скорую.

Как только мы доехали до роддома, начался ад. У меня все еще не было схваток, никаких показаний — и чувствовала я себя отлично, но в приемном отделении, не спрашивая и не предупреждая, мне прокололи пузырь, чтобы ускорить роды. Было шесть или семь утра, схватки слабые и редкие, и я решила прилечь вздремнуть.

«Не спим, рожаем!» — эту фразу я слушала все восемь часов, пока шли роды. И только за полтора часа до рождения ребенка мне решили сделать эпидуральную анестезию. Врачи решили сами, хотя я говорила, что справлюсь без обезболивания, но акушерка заявила: «Ты ******? (сошла с ума) Первые роды! Ставим!» Зачем было вызывать роды так рано? Почему анестезию сделали так поздно?

Я к тому времени была уже слаба. Принесли договор, в котором мелким шрифтом в самом низу были написаны последствия процедуры. У меня плывет перед глазами, я ничего не вижу, мне ничего не объясняют. Прочитать нормально я смогла его только дома и чуть не поседела.

Снова без спроса, без показаний и объяснений, даже не ставя меня в известность, вкололи окситоцин. Акушерка грохнулась плечом мне на живот и всем своим весом выдавливала ребенка.

Когда сын появился, сразу перерезали пуповину, не дожидаясь, пока она перестанет пульсировать. Медсестра зачем-то начала тыкать мне в лицо пахом сына и спрашивать: «Кто?» Я вообще не поняла ритуального смысла этого действия, но тогда мне было уже не до вопросов и возмущений.

Сын родился здоровым, несмотря на все нарушения, странные капельницы и приемы. Но я больше не позволю повториться тому, что случилось. Моего ребенка больше не подвергнут опасности. Если пойду за вторым — разнесу всех в пух и прах.

Анастасия, 29 лет, Самара

Мне был 21 год, первая беременность, незапланированная, случайная. На первом осмотре, когда я узнала, что беременна, пошла к платному гинекологу узнавать, как попасть на аборт. Меня отговаривали — по медицинским причинам. Прижженная эрозия шейки матки, перенесенный костный туберкулез — запугали будущим бесплодием. Запугали, надавили, присоединилась мама — в итоге я сохранила беременность. Сейчас у меня сын, люблю его, но все равно чувствую себя обманутой: моя жизнь пошла категорически не так, как я хотела.

Ближе к сроку родов началась канитель с ложными схватками. Я порядком надоела медсестрам с этой беготней. Подходит 38-я неделя, меня направляют на осмотр к врачу. А потом я бегу рожать. Пешком, одна, по ступенькам. Даже не помню, на какой этаж.

Оказалось, роды мне вызвали, проткнув пузырь. Не то что не обсудив это со мной, не спросив согласия — не проинформировав даже постфактум! Я и не помню, чтобы у меня отходили воды. Подозреваю, так пошла рожать не только я. Мест не хватало, персонал таким образом избавлялся от «залежавшихся».

Следующий мой шок был от палаты, куда меня запихнули ждать, пока роды начнутся. В палате — незаправленная металлическая кровать с полосатым матрасом, стул — и все. Я потребовала дать мне доступ хотя бы к душу и приличной кровати. Меня перевели. В новой палате было светло, свежо, уютно — понятно, что палата для взяточников.

Во время родов я орала. Орала громко. Об обезболивании во время родов я узнала уже после выписки. Акушерка заявила: «Если не заткнешься, я выйду, рожать одна будешь». Я, конечно, понимаю: работа сложная, напряженная, постоянно слышать крики рожениц тяжело. Но и рожать — не чаю попить. Тут к нам заходит акушер из соседней палаты, в которой тоже идут роды. Говорит, надоели крики, там двойня, пришел тут отдохнуть.
Фото: Сергей Савостьянов / ТАСС

На кровати Рахманова (кровать для рожениц — прим. «Ленты.ру») меня держали как заключенную: вцепились в руки, давили на грудь, прижимая спину, держали таз: хотя я не то чтобы сильно дергалась или в окно пыталась сбежать. Давили на живот, выталкивая ребенка. И так четыре часа. Мне не ставили дополнительных капельниц, ничего не давали, я и не знала, что должны.

Потом зашивали — наживую, без обезболивающих — пять разрывов. И роды в сравнении с этой операцией уже показались отпуском. При этом я понимаю, что разрывы появились именно из-за того, что меня держали, давили на живот, и раскрытие у меня было неполное.

С сыном все было в порядке — за пару недель до родов было двойное обвитие, но с ним он как-то справился самостоятельно. Мне на него даже посмотреть не дали. Сказали: жив, здоров, мальчик. Унесли и вернули на десять минут покормить спустя сутки. Кормишь его под надзором, наедине с ребенком не оставляют — «вдруг придавишь».

Мы провели в больнице неделю, и я сбежала оттуда, как только дали отмашку. Это невозможно — запрещено было проносить даже послеродовые прокладки, даже одежду для малыша! Зубная щетка, паста, одна футболка, нижнее белье. И казенную одежду давали, скрипя зубами: меня даже перед родами не переодели из ночнушки, в которой я на улицу выходила! Запачкала кровью — твои проблемы.

«Интернетов своих обчиталась»

Иногда дело идет дальше, и женщина получает весь спектр «услуг»: ее начинают стыдить за то, что она «интернетов своих обчиталась», за то, что громко орет, а ребенку дышать из-за этого нечем, и вообще «это не для тебя, это для ребенка». Конечно, в условиях стресса подобное отношение травмирует мам. Можно еще вспомнить бытовые сложности (их пока в российских роддомах никто не отменял). Например, нельзя после клизмы, которая не является обязательной процедурой, сходить в одиночестве в туалет, приходится сидеть в общей комнате за ширмой. Это унизительно, тяжело.

Послеродовой депрессией страдает каждая пятая мама. Думаю, в России женщин с расстройством настроения больше, по крайней мере наша группа в Facebook про депрессию после родов растет без пиара и рекламы.

https://lenta.ru/articles/2019/07/29/rody/